Томас начал понемногу успокаиваться. Он увидел бессилие Стива в облике старика и уже перестал на него кричать. В его взгляде читалось только озлобленное презрение. Он вытащил из-за пояса мобильную рацию и демонстративно швырнул ее на стол.

- Если ты думаешь, что сможешь выйти из игры, пожалуйста. Звони Майклу, звони куда хочешь, хоть в сам департамент. Но запомни: ты всего лишь шестерка в их колоде, а не джокер, как думал ранее. За срыв операции они обязательно убьют меня, но и тебя не оставят в живых. Ни Антаро, ни Департамент, никто другой во всем известном мире, никогда не будут считаться с нашими жизнями. Мы расходный материал, пешки в их партии. Мы для них такие же мутанты, как те уроды, которых сегодня пустят на мясо.

С этими словами он спокойно ушел в другой конец гостиной, оставив притихшего и подавленного Стива одного. Тот ничего не сказал, не схватил рацию со стола, не кинул в след кухонным ножом, даже не попытался бежать.

Обиженно съежившись на стуле, Стив натирал своими морщинистыми руками зудевшие суставы. Он мысленно прокручивал в голове только что услышанное откровение толстого и озлобленного на весь мир человека. Вместе с тем, он вспоминал и о своем ночном происшествии, все отчетливее понимая: ему уже никогда не искупить своих прежних грехов. Эта убогая, глупая жизнь, которую он попытался начать заново, всего за несколько дней вновь завела его в тупик. Он оказался по горло в самом отвратительном и мерзком дерьме, из которого даже не представлял, как можно выбраться. А самое страшное во всей этой истории, что человеческая грязь и подлость, в которые Стивен погрузился по самые уши, начали сильнее затягивать его утаскивая на самое дно.

Так или иначе, но все тропы или дороги, которые шли по северным окраинам резервации, однажды приводили своих путников на широкую пустынную площадь, обрамленную с двух сторон огромными осколками недостроенной стены. Место, которое называлось «северный проход», действительно напоминало гигантский каменный коридор, выстроенный посреди асфальтовой пустыни, отделявший безжизненные и дикие западные земли от перенаселенного мутантами Мусорного города. В центре испещренной рытвинами площади возвышался огромный черный силуэт автопоезда. Широкие железные вагоны, установленные на шасси тяжелых грузовиков, срастались вместе в длинную цепь, черным полукругом окружавшую несколько сотен галдящих мутантов. На борту головного тягача автопоезда красовалась трехгранная эмблема Трибунала, неровно нарисованная черной краской, из-за чего с нее стекали тонкие струйки разводов.

Радостное волнение переполняло уродливые тела мутантов, постоянно вырываясь из них в виде хвалебных молитв и песнопений. Закутанные в стандартные красно-черные мантии братства, они стояли, затаив дыхание, с горящими от радости глазами, в мистическом ожидании великого и прекрасного исхода в новую жизнь.

Большую часть собравшихся мьютов и гибридов в этот неурочный час составляли женщины и дети. Некоторые из матерей принесли с собой даже грудных младенцев. Все они восторженно смотрели на железное чудовище, гигантским червем обвивавшее их маленький народец. Но они видели в нем лишь дорогу к своей новой, светлой жизни. Эти обреченные даже с трудом представляли себе ту далекую и прекрасную жизнь под сенью Трибунала, которую им обещали их безумные проповедники. Большинство из них даже и не задумывалось о том, почему же «нормальные люди» вдруг захотели обустроить убогую жизнь мутантов. Но они знали только одно, что все они избранные и сегодня покинут Мусорный город, раз и навсегда освободятся от своей прежней отвратительной жизни.

Однако несколько мутантов и пара людей, из числа собравшихся здесь знали жуткую правду. Она заключалась в том, что впереди этих несчастных ждало долгое и выматывающее путешествии в южные земли на границе с Домом Каина, где в руинах заброшенного поселения уже был создан временный лагерь ученых из Гильдии Евгеники.

Стивен говорил отрывисто, постоянно спотыкаясь и путаясь в словах. Его текст, который так старательно готовили несколько часов чиновники Департамента, совершенно вылетел у него из головы. Он нес полнейшую ахинею и постоянно оглядывался на мрачного вожака мутантов, стоявшего у головы грузового состава, и окруженного десятком стражников.

Пока он ехал сюда, то постоянно думал и представлял себе в картинках, как в последний момент выйдет к этим несчастным и расскажет им страшную правду об их будущем, о лживом лидере их секты и о том чудовищном обмане, в котором ему пришлось участвовать. Этими словами он спасет их, пусть даже ценой собственной жизни, но спасет. Его они послушают, ведь ложь Антаро сыграет с ним злую шутку и люди будут больше доверять пришлому старику, который выдал себя за прелата, чем своему жестокому вождю.

Однако представлять это оказалось намного проще, чем сделать в реальности. И вот теперь он несет свою жуткую ахинею, которую никто не рискнет назвать проповедью. Но его все равно никто не слушает, и не обращает на него внимания, в том числе Томас, который постоянно о чем-то беседует с безглазым стариком в ближайшем окружении Антаро. Даже сотни мутантов, которые счастливо идут на собственную смерть, сейчас озабочены совсем другим. Они неустанно молятся и воспевают хвалу Бессмертному Пророку.

Железная утроба чудовищного червя все быстрее и быстрее наполняется радостными мьютами. Стражники, как скот загоняющие туда людей, заняты своей примитивной и жестокой работой. Антаро и Томас стоят поблизости, под защитой десятка вооруженных стражников. Они одинаково безучастно и холодно наблюдают за этой безумной процессией, при этом каждый думает о своей собственной выгоде и планах на будущее.

И только Стивен, постоянно путающий глупые слова, стоит отдельно от остальных, как будто он пришел в это место совершенно один. Он стоит на склоне заваленного мусором и поросшего желтой травой холма, стоит потерянный, испуганный и бессмысленно перебирает свои воспоминания. Равнодушно разглядывая радостные и смеющиеся уродливые лица, он постоянно вычленяет среди них взглядом наиболее омерзительные, чтобы совесть меньше его мучила. Во всяком случае, он думает, что это поможет и продолжает нести свой никому ненужный бред.

Он все отчетливее ощущает, как с каждой минутой погружается на дно человеческой подлости. Он низкий и раздавленный трус, как и говорил ему прошлой ночью призрак Алисы. Из-за его трусости вновь начинают умирать невинные люди, а к пересохшему горлу подступает тошнота.

История пятая. «Война»

- Это они там еще далеко, - со знанием дела отметил Грегори, бывалый солдат, убеленный сединами. – Уже третью ночь тут сидим, а они даже на метр не продвинулись.

Он уверенно пробежался взглядом по светлой линии костров, полыхавших вдалеке, на расстоянии не более трехсот шагов от их позиций. Затем, старчески покряхтывая после тяжелого выматывающего дня, он устало расположился на своем прежнем месте, усевшись поближе к огню. Облокотившись спиной о широкий бруствер из бетонных плит, старик облегченно вытянул ноги. Поношенный механический протез, выполнявший функцию левой ноги, был столь же старым, как и его хозяин, и облачен в пластиковый грубый корпус цвета человеческой кожи. Скрежеща износившимися шарнирами, которые наверняка уже давно не проходили должного обслуживания, его левая механическая нога медленно распрямилась по направлению к огню. Обуви на протезе не было за ненадобностью, а штанину он всегда подворачивал до колена. По его мнению, она мешала механическому суставу сгибаться.

Грегори Вильсон был невысоким, но крепким для своих лет стариком, с широким и лысым лбом обрамленным щетиной седых волос. Он был одет в истрепанную темно-синюю униформу городской гвардии, которую раздали всем участникам их отряда перед направлением в резервацию. Старик долго и старательно закутывался во всевозможные обрывки одежд, служившие его главной лежанкой возле костра. Через несколько секунд упорных стараний он превратился в настоящую разномастную кочку заплаток и лохмотьев, напоминавшую огромный ворох драного белья.